Рождение

На эскалаторе стояли двое. Их смутные силуэты скользили вниз к свету мерцающей лампы. Я лишь украдкой нащупал ступени, они были неподвижны. Меня влекло любопытство. Как человек на обломке мира, я пробирался в угольной черноты тоннеле, где, в самом низу, арочный свод освещенный магнитным светом из недр каверны, выявлял кривые тени. Мне было легко спрятаться за балюстрадой, в случае опасности, но ее я не чувствовал, напротив, все сводилось к острому ощущению того, что "там за"; я пока не придумал название этого чувства. И вот я достиг дна и предо мной восстала стена, нижняя часть которой была окрашена в бежевый, а верхняя — была побелена. Внутри торчала дверь, кажется железная, но по цвету как и стена. Над проходом висела веревка, связанная в петлю и черный зев за ней.

Неужели я был разоблачен?

Нет. Веревка оказалась проводом, который видимо свалился, когда сняли плафон над дверью. Лампочка была измученной, уставшей от одиночества и темноты. Раздались голоса, в отдалении, отдающие металлическим скрежетом. Я спрятался за дверь и она слегка пошатнулась в мою сторону. Но никто не вышел из проема. Тогда я заглянул внутрь. Пару шагов навстречу неизвестному часто бывают самыми захватывающими, но не в этот раз. Предо мной из темноты выползли громадные колонны - я никогда не видел таких вычурных капителей. Колоннады тянулись по обе стороны, поддерживая тонущий во тьме свод. Я оглянулся - далеко зашел, - прямоугольник света и его тусклый брат на мраморном полу уже казались слишком маленькими, чтобы повернуть и пролезть обратно. Должно быть какое-то объяснение моей совершенной решительности в тот момент: повернувшись,  я, конечно же, заметил сбоку поезд. Нет, скорее вагон. Он стоял на предполагаемом перроне и кроме света из окон видно ничего не было. Я, как-то машинально, заторопился к нему, нащупал ручку и зашел внутрь. Теплый свет мягко рассеивающийся на стеклах, а вместо стен стеллажи с книгами: прямо как ряды в библиотеке - между полками читальные столики. Всего их, в сопровождении кресел, было пять. На каждом лампа с желтым абажуром. 

Мы тронулись, легко, словно мелкая рябь взыграла на пруду от дуновения ветерка. В дальнем конце за столом сидел юноша и читал книгу. 

- Тише, демиург неподалеку, - сказал он, заметив меня краем глаза. 

Не нарушая правил библиотеки, я взял первую попавшуюся мне книгу и приземлился в кресло. "Махабхарата". Я открыл какую-то страницу и стал читать. 

"Те же, кто заботится о всеобщем благе и, обуздав все свои чувства и одинаково относясь ко всем живым существам, целиком посвящает себя поклонению непроявленному, неопределенному, недоступному восприятию чувств, вездесущему, непостижимому, неизменному, постоянному и неподвижному - безличному аспекту Aбсолютной Истины, - те в конце концов достигают Меня."

Достойно. Я поднял глаза. Вагон тут же вырвался из тоннеля и мы оказались в глубоком темном пространстве, насыщенном блеклым, из-за внешнего света, фейерверком триллионов звезд. Невероятное зрелище, мы плыли в космическом пространстве, через ледяную пустошь, стуча колесами по воображаемым рельсам. Но звук тележки, шлифующей колею, был только далеким отголоском: за ним последовал новый, неописуемый, словно электрический и в то же время небесный, поток космической музыки. Его можно было бы описать не как звук, но как явление - полярное сияние. 

- Это вам только кажется, я например уже привык, ну почти, - обратился ко мне юноша, - это мы создаем вибрацию в пространстве-времени. Космос же, никак не звучит, это полное отсутствие звука, это чуждо и жутко. 

- А демиург нас не услышит? - спросил я.

Он вернулся к книге и промолвил: 

- Полноте вам ерничать, при такой скорости мы как мезон без аромата. Если бы система отсчета могла существовать и вы, как посторонний наблюдатель, были бы ее частью, то вы не могли бы уверенно сказать, существует ли наблюдаемое явление или нет. Вам бы все время казалось, что вы вот-вот что-то нащупаете, но увы, это так бы и осталось наваждением. Вот парадоксы, которые надежно нас оберегают. 

Я решил вернуться к чтению и открыл книгу ещё раз в новом месте:

"Убийце души, кем бы он ни был, уготованы планеты, известные как миры безверия, погруженные в темноту и невежество."