И вот я перед ней... ч.1
И вот я перед ней, наши руки тянуться друг к другу, словно континенты. Непонятно только, как все это могло получится? Но когда здравый смысл теряет всяческую связь с реальностью и ты не в силах с этим совладать, что тебе остается, как не уповать мгновением.
Исчезают все тревоги и я задаюсь одним вопросом, более-менее печальным: как я мог жизнь свою растратить так нелепо на повседневность бытия? У меня ощущение, словно сейчас лед коснется моей кожи. Но нет - все так же приятно влечет меня за собой эта женщина, тянет меня к столу.
Когда мы рядом мне хорошо, уютно и спокойно. Как страстно хочется чтобы никто не проронил ни слова. Я помню, что лучшие моменты проводил с женщиной когда мы молчали. Не то длительное и напряженное молчание, а другое - нежное, как прикосновение наших губ. Так и сейчас: мы молча разглядываем друг друга. На ее лице добрая улыбка, улыбка говорящая - все хорошо, все в порядке и все правильно. Неожиданно вспыхивает свет и я вижу холодный вестибюль, хмурый, как снег в тумане. Что-то нелепо катиться по полу в потемках, жужжит и цокает. А ноги сами ведут меня в сторону. Вот и сошла на нет вся моя спесь! Каково подлое существование.
Я оказываюсь снаружи и бреду в суетливой толпе по, до боли, знакомой улице. Всем нужно только одно - успеть куда-то. А мне никуда не надо, и только дикая, неистовая боль и отчаяние сопровождает меня, будто бы оторвали кусок чего-то важного, что всегда было частью меня. Но боль эта глубже, чем можно дотянуться ножом, чем можно пощупать прибором. Ах какая досадная дичь! Фортуна ебт... И так шелестеть мне еще. Не могу проснуться, этот кошмар кажется неизлечим. Кажется... но вся соль в том, что я-то знаю - выход из толпы где-то есть.
Я слышу, как позади приятный женский голос мне говорит: а помнишь запах роз в твоем саду? И голос такой знакомый, наверное я слышал его в фильме.
- Помню - отвечаю, а сам лгу.
- Как же ты не помнишь? - она слышит мои мысли, а не слова. Но это уже не важно, так как я пришел к своему унылому подъезду. Вот тут все всегда заканчивается. Стою и гляжу на мутные окна и хрупкие замки. Вдруг чувствую необычную легкость, кажется меня ничто не остановит и я проберусь в любую квартиру. Так и есть, я попадаю в одну из них.
Запах оладий. Светло и уютно. Утварь по полкам и между собой аккуратно блестит. Должно быть кто-то притащил на кухню старое кресло и оно немедленно вписалась в антураж, почивая между буфетом и резным столом. И почему я раньше так их ненавидел, - всех этих соседей? Я присел в кресло. Солнце опустилось к земле и масло сумерек затопило комнату. В это время на плите засвистел чайник и я вновь подумал о ней. Как глупо теперь выглядит тот день, когда я бежал по неровной и пыльной дороге глубоко в поля, бежал на рассвете, а потом пробрался сквозь высокую траву и сорвал первый полевой цветок. Я нырял за пестрыми красками, искал разные цвета. В итоге я собрал красивый букет полевых цветов, обернул его листьями камыша и обвязал колосками.
Еще свежи в памяти моменты наших дней и ночей. Особенно остро вспоминается ее тело. Женщина принадлежащая мне одному, делящая со мной кров и пишу, сводящая меня с ума когда я только вижу ее. Я думаю порой, быть может мы были заперты в одной каюте слишком долго? Моя ли в том вина? И тут я чувствую себя жалким и ничтожным. Ничто не отравляет так мое сознание. Не успев допить свой чай я злюсь и падаю на пол не в силах совладать с непреодолимой силой, которая подкашивает ноги, и как пьяный я могу только улыбался грязному ковру, об который я вытираю окровавленный нос.
Исчезают все тревоги и я задаюсь одним вопросом, более-менее печальным: как я мог жизнь свою растратить так нелепо на повседневность бытия? У меня ощущение, словно сейчас лед коснется моей кожи. Но нет - все так же приятно влечет меня за собой эта женщина, тянет меня к столу.
Когда мы рядом мне хорошо, уютно и спокойно. Как страстно хочется чтобы никто не проронил ни слова. Я помню, что лучшие моменты проводил с женщиной когда мы молчали. Не то длительное и напряженное молчание, а другое - нежное, как прикосновение наших губ. Так и сейчас: мы молча разглядываем друг друга. На ее лице добрая улыбка, улыбка говорящая - все хорошо, все в порядке и все правильно. Неожиданно вспыхивает свет и я вижу холодный вестибюль, хмурый, как снег в тумане. Что-то нелепо катиться по полу в потемках, жужжит и цокает. А ноги сами ведут меня в сторону. Вот и сошла на нет вся моя спесь! Каково подлое существование.
Я оказываюсь снаружи и бреду в суетливой толпе по, до боли, знакомой улице. Всем нужно только одно - успеть куда-то. А мне никуда не надо, и только дикая, неистовая боль и отчаяние сопровождает меня, будто бы оторвали кусок чего-то важного, что всегда было частью меня. Но боль эта глубже, чем можно дотянуться ножом, чем можно пощупать прибором. Ах какая досадная дичь! Фортуна ебт... И так шелестеть мне еще. Не могу проснуться, этот кошмар кажется неизлечим. Кажется... но вся соль в том, что я-то знаю - выход из толпы где-то есть.
Я слышу, как позади приятный женский голос мне говорит: а помнишь запах роз в твоем саду? И голос такой знакомый, наверное я слышал его в фильме.
- Помню - отвечаю, а сам лгу.
- Как же ты не помнишь? - она слышит мои мысли, а не слова. Но это уже не важно, так как я пришел к своему унылому подъезду. Вот тут все всегда заканчивается. Стою и гляжу на мутные окна и хрупкие замки. Вдруг чувствую необычную легкость, кажется меня ничто не остановит и я проберусь в любую квартиру. Так и есть, я попадаю в одну из них.
Запах оладий. Светло и уютно. Утварь по полкам и между собой аккуратно блестит. Должно быть кто-то притащил на кухню старое кресло и оно немедленно вписалась в антураж, почивая между буфетом и резным столом. И почему я раньше так их ненавидел, - всех этих соседей? Я присел в кресло. Солнце опустилось к земле и масло сумерек затопило комнату. В это время на плите засвистел чайник и я вновь подумал о ней. Как глупо теперь выглядит тот день, когда я бежал по неровной и пыльной дороге глубоко в поля, бежал на рассвете, а потом пробрался сквозь высокую траву и сорвал первый полевой цветок. Я нырял за пестрыми красками, искал разные цвета. В итоге я собрал красивый букет полевых цветов, обернул его листьями камыша и обвязал колосками.
Еще свежи в памяти моменты наших дней и ночей. Особенно остро вспоминается ее тело. Женщина принадлежащая мне одному, делящая со мной кров и пишу, сводящая меня с ума когда я только вижу ее. Я думаю порой, быть может мы были заперты в одной каюте слишком долго? Моя ли в том вина? И тут я чувствую себя жалким и ничтожным. Ничто не отравляет так мое сознание. Не успев допить свой чай я злюсь и падаю на пол не в силах совладать с непреодолимой силой, которая подкашивает ноги, и как пьяный я могу только улыбался грязному ковру, об который я вытираю окровавленный нос.
- Скорее вставай, надо спешить!
Меня держит за руку человек. Впервые вижу его, но он, все же, мне знаком. Он подхватывает меня и мы несемся по разрушенной крепости. Сверху падают камни, но мы лихо уворачиваемся от них. Он объясняет, что ведет меня к своему народу.
- Посмотри! - его волосы, грязные, как и его короткая борода развевались по ветру, что придавало его словам героичности. - Видишь тот курган? Там я жег друзей своих. Беги туда, взбирайся и увидишь знамена города моего. Это твоя дорога.
Может он и прав этот благородный сударь, но как-то совсем не хочется мне взбираться на пепелище. Кто знает, может так он и сжег своих друзей? Нет, это конечно сарказм, не более. Едва ли он посмеет так со мной поступить. И когда я пробираюсь сквозь дикие заросли, я вижу наконец, прекрасный зеленый холм, поросший цветами. Я ступаю к нему осторожно, по мягкой траве, пытаюсь обойти каменные валуны, что небрежно разбросаны у подножия. Ловлю себя на мысли, что эти тяжелые глыбы - зубы земли, выкорчеванные монолиты. И рыцарь напоследок мне говорит:
- Ты можешь бросить якорь в любом месте где пожелаешь и тебе будут рады.
Его голос эхом доноситься откуда-то из рощи. Великий человек - думаю я, - величайший.
Подойдя к самому кургану вижу маленькую дверцу, ростом с ребенка. Она выкрашена в теплый желтый цвет, а круглая ручка - в красный. Будь у меня жена, она бы одобрила такой выбор красок. Да, но что мне делать? Я словно на распутье: меня тянет ослушаться рыцаря и нырнуть в эту дверь. Сомнения - вот что всегда было моей слабой стороной. Даже сейчас я колеблюсь сделать шаг. И так: как сделать выбор, исходя из чего? Может своих желаний? Нет, этот путь опасен и далеко не всегда приносит радость. Но могу ли я отказать себе, чтобы меня потом мучили мысли.
Меня держит за руку человек. Впервые вижу его, но он, все же, мне знаком. Он подхватывает меня и мы несемся по разрушенной крепости. Сверху падают камни, но мы лихо уворачиваемся от них. Он объясняет, что ведет меня к своему народу.
- Посмотри! - его волосы, грязные, как и его короткая борода развевались по ветру, что придавало его словам героичности. - Видишь тот курган? Там я жег друзей своих. Беги туда, взбирайся и увидишь знамена города моего. Это твоя дорога.
Может он и прав этот благородный сударь, но как-то совсем не хочется мне взбираться на пепелище. Кто знает, может так он и сжег своих друзей? Нет, это конечно сарказм, не более. Едва ли он посмеет так со мной поступить. И когда я пробираюсь сквозь дикие заросли, я вижу наконец, прекрасный зеленый холм, поросший цветами. Я ступаю к нему осторожно, по мягкой траве, пытаюсь обойти каменные валуны, что небрежно разбросаны у подножия. Ловлю себя на мысли, что эти тяжелые глыбы - зубы земли, выкорчеванные монолиты. И рыцарь напоследок мне говорит:
- Ты можешь бросить якорь в любом месте где пожелаешь и тебе будут рады.
Его голос эхом доноситься откуда-то из рощи. Великий человек - думаю я, - величайший.
Подойдя к самому кургану вижу маленькую дверцу, ростом с ребенка. Она выкрашена в теплый желтый цвет, а круглая ручка - в красный. Будь у меня жена, она бы одобрила такой выбор красок. Да, но что мне делать? Я словно на распутье: меня тянет ослушаться рыцаря и нырнуть в эту дверь. Сомнения - вот что всегда было моей слабой стороной. Даже сейчас я колеблюсь сделать шаг. И так: как сделать выбор, исходя из чего? Может своих желаний? Нет, этот путь опасен и далеко не всегда приносит радость. Но могу ли я отказать себе, чтобы меня потом мучили мысли.